О П.

среда, 10 февраля 2016

00:10

Шипит дохлый кот с окровавленной лестницы, могильные гады пируют и бесятся.

"Этого не может быть... Понимаешь, это невозможно", - бормотала я под нос, разглядывая ворох выцветших, пропахших пылью фотографий, периодически поднимая глаза и ловя свое мутное отражение в дверце серванта.
Вспомнился весьма неприятный сон, увиденный мною недели две назад. Я стою на аллее позади своего дома, а навстречу подбегает маленькая девочка лет семи и упавшим голосом сообщает, что совсем скоро мне будет... ну, уже не очень-то мало лет.
"В этот раз она приняла образ змеи, сдавившей мою грудь ледяным клубком и не дающей сделать ни единого глотка воздуха".
Примерно это я и почувствовала во сне. Пристально посмотрев на ребёнка, я спросила её:
- Неужели уже всё?
Она развела руками и промолчала. Сон закончился.
Конечно, не всё. Мне ж не сто лет, в конце концов. Но если говорить непосредственно о молодости, то её остаётся совсем немножко. Буквально на дне. Теперь я начинаю понимать, что молодость - это как пена от шампанского. В первые мгновения жизни ей тесно даже в большом бокале, и не в силах сдерживать кипучую энергию, она переливается через край. Радостно шипит, взирая на развернувшийся перед ней мир сотнями сияющих глазок. Но... забрызганная скатерть потихоньку высыхает. А пена оседает. Больше и больше, пока от неё не остаётся лишь десяток пузыриков, которые отныне напоминают одиноких всплывших утопленников. И потом, сколько ни взбалтывай бокал, шипеть и фонтанировать шампанское уже не будет. Никогда.
Я с трудом представляю, как перешагну жуткий тридцатилетний рубеж. Нет, мне не рано о нём думать, ибо толика лет, до него остающаяся, пролетит как единый миг. На праздничном торте расположатся тридцать донельзя скученных свечек, а я всё также буду тупо перелистывать фотоальбом и думать, что такое может случиться с кем угодно, но только не со мной.
"Зубастая крыса начала рвать душу на части - она отщипывала от неё маленькие кусочки, очевидно, желая продлить пытку и сделать её как можно более мучительной".
Когда мне было 5, 6, ну максимум 7 лет, однажды я проснулась ранним солнечным утром. Все ещё спали, а я лежала и прислушивалась к пронизывающей душный воздух тишине. Весело запищала синица. Подул ветер, и стремглав всколыхнувшаяся листва заговорила со мной еле внятным, шепчущим голосом. Она задала всего один вопрос. Вопрос, мучительно защекотавший область солнечного сплетения и облепивший сердечко мириадами колких льдинок.
"Зачем тебе всё это?"
И знаете, я уже два десятилетия ищу на него ответ.
В последние месяц-два я ощущаю себя особенно странно, будто моё тело принадлежит какому-то другому человеку. Человек этот ходит, работает, разговаривает, в то время как моя неупокоенная душа носится по миру в поисках пристанища. Иногда глубокой ночью я даже кладу руку на сердце, дабы убедиться, что часики тикают и в теле пока ещё не начались процессы гниения.
"Я никогда не видела её истинного лица - паук, крыса, море - всё это лишь образы, а я полагаю, что у неё ещё множество ликов."
Но это не мешает мне жить бок о бок с ней последние двадцать лет.
Жаль, что вы, достопочтенные диарейцы, не застали меня более-менее живеньким созданием, любящим веселиться, фотографироваться, и главное - творить. Потому что сейчас у меня полностью съезжает крыша и я не нахожу ни единой соломинки, способной хоть на полдня вытащить из обрюзгшего хрюкающего болота. А мне всего-то без трёх лет тридцать.
Ах да, и песня. Я ведь чуть не забыла о своей прекрасной, но уже практически беспомощной спасительнице.